Однажды, когда дочке было года полтора, я решила учить ее рисовать. Ведь "все дети талантливы, надо только предоставить им возможность для творчества". Я разложила на полу коробку акварели, по листу бумаги нам с ней, кисточки, банку с водой. Сейчас мы с тобой порисуем. Я рисую, она принялась дрызгаться. Нет, при такой технике мы не скоро получим гениальное полотно! "Сначала надо кисточку намочить, потом макнуть в краску, потом провести по бумаге. В воду - в краску - на лист! На лист, а не в банку!"

Все гениальные дети рисуют, а моя... (;№";"!:%!)

А можно было просто краску водой развести, сократить одну операцию... Не надо было ждать, что она сможет рисовать так же долго, как я...

Да что я вам рассказываю, вы же знаете рассказ Жванецкого "Яблоко"... Как я объясняла ей, считавшей "один-два-много", что такое "три"... Как приходила в ужас, что она никогда не начнет говорить...

Шло время, ребенок многому научился: и говорил уже вполне хорошо, и задавал умные вопросы, и даже решал задачки со всякими развивающими рамочками. Уже стало понятно, что с помощью кусочка сахара (а вдруг нечаянно угадаешь правильный ответ - вот мама и не расстроится) и плетки в семь хвостов (наоборот) зайца можно научить курить. Только что-то этот процесс меня не очень радовал. То ли сахар для зубов вреден, то ли вид курящего зайца оказался не такой большой радостью, как ожидалось, то ли нависшая над нами (обеими!) плетка мешала радоваться.

 Однажды, когда ей было около трех, наши приятели на детской площадке затеяли водить "Каравай". Ее звали, тянули, а она сидела в сугробе и смотрела такими глазами. На ее лице было написано, что ничего ей не хочется больше, чем в этом поучаствовать, но даже под страхом смерти она не решится на это! Заяц оказался неспособен скакать и грызть морковку. И что смешно, я совершенно ничем не могу помочь - сама не умею, питаюсь исключительно патентованными продуктами специально для мамского питания, содержащими все витамины и минералы. "Ребенок, отойди, ты мешаешь мне читать педагогическую книжку". Пришлось ломать себя, бросать методики и отправляться на поиски людей. Живых, с которыми мы решились бы наконец взяться за руки в этом самом "Каравае", который во все века водили все дети, а вот наши, умные не то дрессированные - не могут. Месяца три походили в местном доме культуры на занятия, такого детсадовского толка, уроки у нас были - рисования (лепки и т.п., "Сегодня мы все лепим грибок - вот так и вот так"), музыки (тетенька играет, дети вроде бы должны петь) и английского. Уже теплее. Но непонятно, почему они не поют, а смотрят на учительницу озадаченным взглядом?

Однажды я - почти случайно - забрела "на разведку" в садик. Вообще-то я крупно сомневалась, что нам садик понадобится (уж больно много ужасов рассказывают про запирание в туалете и т.д., и как меня в санатории есть заставляли, хорошо помню, а уж для моего необщительного ежика...). Но "спрос - не грех", да тем более сад частный, да недорогой... Первое, что порадовало - со мной первая поздоровалась встреченная уборщица. Второе - конечно, интерьер: все эти чурочки-полешки, вязаные овечки и ослики, куклы, сшитые вот этими самыми воспитателями - здесь их зовут садовницами (как же они такие чудеса делают?...). В саду был тихий час, поэтому одна из садовниц смогла мне спокойно рассказать, что и как тут делают (ах, не так уж важно, что она говорила: что - в этих "домиках" из занавешенных ширм наверняка живет что-то доброе и уютное, может быть рукотворные куклы, в каждую из которых мастерица вдохнула частицу себя, или крошечные гномики с седыми бородами, или спокойные, защищенные. любимые дети; а как - слыша ее голос, я сразу знала, что этот человек на ребенка не может крикнуть - в отличие, скажем, от меня). А вот и дети: в спальне кто-то громко зовет маму. Кто-то, наверное, из младших в этой разновозрастной группе, "трехлеточка". Я, честно сказать, внутренне сжалась - что-то скажут этому нарушителю дисциплины. Нарушителя вынесли из спальни на ручках вместе с одеяльчиком, поносили по саду, что-то пошептали ему на ушко. И тихо-спокойно водворили на место. Все, я растеклась сладкой лужей. Я теперь знала, чему и у кого мы будем учиться: говорить тихо и утешать, а не усмирять - работа немалая.

Собственно, всякая теория-идеология, с которой я потом знакомилась, немного добавила к этому чувственному переживанию настоящей заботы...

Прошло еще два года. Нет, нам не стало сразу легко и хорошо. Но у нас появились ориентиры - и надежда. Что я научусь ее просто любить (независимо ни от каких достижений вместе с их отсутствием) или, скажем, просто играть (да притом не дергать, не поправлять, не считать речевые ошибки, в конце концов). А она - не бояться. Не говорить " я не умею", не дослушав предложения что-то сделать...